а теперь надо кликнуть по тому, который с серпом 5 раз, когда они дойдут
http://gazon-avangard.ru/cgi-bin/lnd/index.cgi?action=list&cat=8185%3E
http://gazon-avangard.ru/cgi-bin/lnd/index.cgi?action=list&cat=8185%3E
Случай этот имел место в г. Нижнем Новгороде. Магазин "Охотник".
У входа в магазин стоит машина скорой помощи. Из магазина выходит
некто в белом халате (врач, наверное) отягощенный всякими охотничьими
приблудами, в том числе и несколькими пачками патронов. Садится
на переднее сиденье, и небрежно спрашивает водителя : "Ну что,
есть еще вызовы на сегодня?"
У входа в магазин стоит машина скорой помощи. Из магазина выходит
некто в белом халате (врач, наверное) отягощенный всякими охотничьими
приблудами, в том числе и несколькими пачками патронов. Садится
на переднее сиденье, и небрежно спрашивает водителя : "Ну что,
есть еще вызовы на сегодня?"
2004-11-24 12:34:54
Всего постов: 350
Бород: 24
Рейтинг: +19|1|-14 = +56%
Всего постов: 350
Бород: 24
Рейтинг: +19|1|-14 = +56%
http://www.livejournal.com/users/sirin/302121.html
Ко мне в медсанчасть явился Улугбек Сулейманов – похожий на непросветлённого индуса из самых неприкасаемых дембель в убелённом посудомоем до кальсонно-бязевого состояния обмундировании, тяжёлой, как дверная ручка филармонии, ременной бляхой на чреслах и щёгольских сапожках, чьи голенища напоминали конский детородный орган в морозный день. Многочисленные нагрудные знаки, делавшие его похожим на дворняжку-парвеню, были уснащены красными бархатными подушечками, отчего ввиду них сразу возникало приподнято-траурное настроение. Обыкновенно впалая левая щека старого воина на сей раз странно бугрилась. За неширокой спиной дедушки тщетно пытался спрятаться его персональный дух Тоомас – человек-гора. По выражению мазутных с радужной поволокой очей Улугбека можно было догадаться о нестандартности его нынешнего состояния. В руке он сжимал молоток.
. Надо сказать, что свои Письма на Родину Улугбек надписывал затейливой кириллической вязью всегда одинаково: «Пирверт из Лелингрода». Но нужно ли говорить, что разнообразием жизнь лелингродского пирверта не блистала? Увы, дни его службы были тщательно сочтены, дембельский альбом заполнен до отказа портретами Ждущих Девушек и Душевными Стихами, генеральские аксессуары и маршальский жезл давно уже дожидались триумфального возвращения героя на Родину, пересыпанные нафталином, в солдатском сундучке. А дней оставалось ещё немало. Смертная скука навалилась на Улугбека безжалостной йокодзуной.
. Но однажды Свет забрезжил в конце туннеля, и вскоре кипящая моча стукнула в его небольшую голову с сокрушительной силой курьерского поезда. Если же выражаться буквально, произошло сие в ежесубботней бане – единственном месте, где у воинов гарнизона случалась возможность у других посмотреть и своё показать. В силу своего уголовно-наказуемого бытия, законодателями мод по части боди-арта считались бойцы строительных войск. В ту злосчастную субботу настоящую сенсацию вызвал половой прибор одного недавно прикомандированного к части ефрейтора. Более всего этот прибор, вкруг которого столпились поражённые в самое-самое столпы гарнизонного общества, походил на гроздь сизого винограда «Изабелла» среднестатистических размеров (грозди, разумеется), что, согласитесь, для половых приборов нехарактерно. Богато раскрашенный хозяин прибора стоял неподалёку и охотно делился опытом. Технология мутиляции вкратце сводилась к следующему: путём преломления стальной ложки она разделялась на «держало» и «черпало», коротенький обломок черенка, оставшийся при «черпале», затачивался до стамесочной остроты, и оным лезвием на коже пениса производились аккуратные проколы, в каковые проколы вводились бусины из плексигласа, отшлифованного до идеальной гладкости путём перекатывания во рту на протяжении двух месяцев. Особенно же бывалый напирал на аспект антисептический: «Без стерилизации, пацаны, можно, как нехуй делать, без хуя остаться нахуй!». Так говорил он, а потом приступал к живописанию выгод и льгот, что сулит мужчине обладание таким чудом. Сам он планировал жить на гражданке, припеваючи, за счёт женщин, понимающих толк в чувственных удовольствиях. Услыхав про чувственные удовольствия, деды привычно взгрустнули, прикрывши срам шайками, да призадумались.
. В течение следующей недели в части не осталось ни куска оргстекла, а все, как один, старослужащие стали материться невнятно. Но надолго никого не хватило. Никого, кроме Улугбека, который настолько яро возжелал произвести, выражаясь современным языком, апгрэйд своего инструмента, что нашёл в себе силы повторить подвиг Демосфена. Впрочем, менее внятен он от того не стал, ибо это было просто невозможно.
. Итак, по истечении двух месяцев, Улугбек возник на пороге медсанчасти с молотком в руке, шариками за щекой, духом за спиной и энтузиазмом во взоре, и с порога же потребовал от меня «стелиризации». Я выдал ему литровую бутыль йода и отказался от дальнейшего сотрудничества, мотивировав это туманными намёками религиозного толка. С меня было довольно роли зрителя, а спектакль, судя по всему, обещал быть. Давно замечено, что склонность к избыточной ритуализации свойственна натурам романтическим и примитивным. Будучи одновременно и тем, и другим, Улугбек превзошёл мои ожидания. Для начала он торжественно вручил молоток человеку-горе, в руке которого килограммовый снаряд сделался незначительным, как зубочистка. Окропив йодом деревянный табурет, он застелил его оранжевой клеёнкой. Обильно полив клеёнку йодом, он положил поверх неё хлопчатобумажную салфетку. Омочив йодом последнюю, он вытащил из-за пазухи заточенное «держало» (тут мне в первый раз в жизни стало по-настоящему не по себе), поболтал им в бутылке и уложил на салфетку. Затем выплюнул на ладошку с десяток бусин и, минуя по каким-то соображениям стадию «стелиризации», красиво разместил сбоку от сверкающей заточки. Полюбовавшись на операционное поле с минуту, Улугбек решительным жестом приспустил галифе и извлёк на свет собственно объект операции. Я готов биться обо что угодно, что в улугбековом мозгу мелькнула идея запихнуть в бутыль и член, и до сих пор недоумеваю, что его от этого удержало, однако, он ограничился тем, что вылил на оперируемый участок оставшиеся пол-литра. Подсогнув колени, он уложил своё достоинство на табурет, оттянул кутикулу, приставил к ней острие и скомандовал человеку-горе: «Бэй малаток!». Несчастный Томас, которого и так уже мутило от всех этих страшных приготовлений, только теперь осознал отведённую ему роль и отшатнулся: «Не бутту!» - прохрипел он. – «Не мокку!». На что Улугбек доходчиво разъяснил ему всю эфемерность бытия молодого солдата: «Ти дух, чьмо! Я – фу, ти – нэту! Понил? Бэй давай!». Жутко завыв, как кладбищенский пёс, человек-гора схватил молоток двумя сарделькообразными перстами, легонько тюкнул им по заточке и стремительно выбежал из процедурной, опрокинув по дороге стеклянный шкафчик с лекарствами и пару любопытствующих симулянтов в коридоре. Пригвождённый к табурету Улугбек сначала побелел, потом посерел, а потом пошёл разноцветными пятнами, сделавшись удивительно похожим на экзотическую бабочку из коллекции. Подхватив одной рукой табурет, а вторую протянув в моём направлении, он медленно, как стреноженный конь, двинулся ко мне. Я же, визжа и хрюкая, как ненавистное мусульманам животное, агонизировал в углу. Последнее, что я ярко представил себе перед кончиной, это фурор среди ценителей чувственных наслаждений, который произведёт Улугбек, явившись в баню с табуреткой на хую.
Ко мне в медсанчасть явился Улугбек Сулейманов – похожий на непросветлённого индуса из самых неприкасаемых дембель в убелённом посудомоем до кальсонно-бязевого состояния обмундировании, тяжёлой, как дверная ручка филармонии, ременной бляхой на чреслах и щёгольских сапожках, чьи голенища напоминали конский детородный орган в морозный день. Многочисленные нагрудные знаки, делавшие его похожим на дворняжку-парвеню, были уснащены красными бархатными подушечками, отчего ввиду них сразу возникало приподнято-траурное настроение. Обыкновенно впалая левая щека старого воина на сей раз странно бугрилась. За неширокой спиной дедушки тщетно пытался спрятаться его персональный дух Тоомас – человек-гора. По выражению мазутных с радужной поволокой очей Улугбека можно было догадаться о нестандартности его нынешнего состояния. В руке он сжимал молоток.
. Надо сказать, что свои Письма на Родину Улугбек надписывал затейливой кириллической вязью всегда одинаково: «Пирверт из Лелингрода». Но нужно ли говорить, что разнообразием жизнь лелингродского пирверта не блистала? Увы, дни его службы были тщательно сочтены, дембельский альбом заполнен до отказа портретами Ждущих Девушек и Душевными Стихами, генеральские аксессуары и маршальский жезл давно уже дожидались триумфального возвращения героя на Родину, пересыпанные нафталином, в солдатском сундучке. А дней оставалось ещё немало. Смертная скука навалилась на Улугбека безжалостной йокодзуной.
. Но однажды Свет забрезжил в конце туннеля, и вскоре кипящая моча стукнула в его небольшую голову с сокрушительной силой курьерского поезда. Если же выражаться буквально, произошло сие в ежесубботней бане – единственном месте, где у воинов гарнизона случалась возможность у других посмотреть и своё показать. В силу своего уголовно-наказуемого бытия, законодателями мод по части боди-арта считались бойцы строительных войск. В ту злосчастную субботу настоящую сенсацию вызвал половой прибор одного недавно прикомандированного к части ефрейтора. Более всего этот прибор, вкруг которого столпились поражённые в самое-самое столпы гарнизонного общества, походил на гроздь сизого винограда «Изабелла» среднестатистических размеров (грозди, разумеется), что, согласитесь, для половых приборов нехарактерно. Богато раскрашенный хозяин прибора стоял неподалёку и охотно делился опытом. Технология мутиляции вкратце сводилась к следующему: путём преломления стальной ложки она разделялась на «держало» и «черпало», коротенький обломок черенка, оставшийся при «черпале», затачивался до стамесочной остроты, и оным лезвием на коже пениса производились аккуратные проколы, в каковые проколы вводились бусины из плексигласа, отшлифованного до идеальной гладкости путём перекатывания во рту на протяжении двух месяцев. Особенно же бывалый напирал на аспект антисептический: «Без стерилизации, пацаны, можно, как нехуй делать, без хуя остаться нахуй!». Так говорил он, а потом приступал к живописанию выгод и льгот, что сулит мужчине обладание таким чудом. Сам он планировал жить на гражданке, припеваючи, за счёт женщин, понимающих толк в чувственных удовольствиях. Услыхав про чувственные удовольствия, деды привычно взгрустнули, прикрывши срам шайками, да призадумались.
. В течение следующей недели в части не осталось ни куска оргстекла, а все, как один, старослужащие стали материться невнятно. Но надолго никого не хватило. Никого, кроме Улугбека, который настолько яро возжелал произвести, выражаясь современным языком, апгрэйд своего инструмента, что нашёл в себе силы повторить подвиг Демосфена. Впрочем, менее внятен он от того не стал, ибо это было просто невозможно.
. Итак, по истечении двух месяцев, Улугбек возник на пороге медсанчасти с молотком в руке, шариками за щекой, духом за спиной и энтузиазмом во взоре, и с порога же потребовал от меня «стелиризации». Я выдал ему литровую бутыль йода и отказался от дальнейшего сотрудничества, мотивировав это туманными намёками религиозного толка. С меня было довольно роли зрителя, а спектакль, судя по всему, обещал быть. Давно замечено, что склонность к избыточной ритуализации свойственна натурам романтическим и примитивным. Будучи одновременно и тем, и другим, Улугбек превзошёл мои ожидания. Для начала он торжественно вручил молоток человеку-горе, в руке которого килограммовый снаряд сделался незначительным, как зубочистка. Окропив йодом деревянный табурет, он застелил его оранжевой клеёнкой. Обильно полив клеёнку йодом, он положил поверх неё хлопчатобумажную салфетку. Омочив йодом последнюю, он вытащил из-за пазухи заточенное «держало» (тут мне в первый раз в жизни стало по-настоящему не по себе), поболтал им в бутылке и уложил на салфетку. Затем выплюнул на ладошку с десяток бусин и, минуя по каким-то соображениям стадию «стелиризации», красиво разместил сбоку от сверкающей заточки. Полюбовавшись на операционное поле с минуту, Улугбек решительным жестом приспустил галифе и извлёк на свет собственно объект операции. Я готов биться обо что угодно, что в улугбековом мозгу мелькнула идея запихнуть в бутыль и член, и до сих пор недоумеваю, что его от этого удержало, однако, он ограничился тем, что вылил на оперируемый участок оставшиеся пол-литра. Подсогнув колени, он уложил своё достоинство на табурет, оттянул кутикулу, приставил к ней острие и скомандовал человеку-горе: «Бэй малаток!». Несчастный Томас, которого и так уже мутило от всех этих страшных приготовлений, только теперь осознал отведённую ему роль и отшатнулся: «Не бутту!» - прохрипел он. – «Не мокку!». На что Улугбек доходчиво разъяснил ему всю эфемерность бытия молодого солдата: «Ти дух, чьмо! Я – фу, ти – нэту! Понил? Бэй давай!». Жутко завыв, как кладбищенский пёс, человек-гора схватил молоток двумя сарделькообразными перстами, легонько тюкнул им по заточке и стремительно выбежал из процедурной, опрокинув по дороге стеклянный шкафчик с лекарствами и пару любопытствующих симулянтов в коридоре. Пригвождённый к табурету Улугбек сначала побелел, потом посерел, а потом пошёл разноцветными пятнами, сделавшись удивительно похожим на экзотическую бабочку из коллекции. Подхватив одной рукой табурет, а вторую протянув в моём направлении, он медленно, как стреноженный конь, двинулся ко мне. Я же, визжа и хрюкая, как ненавистное мусульманам животное, агонизировал в углу. Последнее, что я ярко представил себе перед кончиной, это фурор среди ценителей чувственных наслаждений, который произведёт Улугбек, явившись в баню с табуреткой на хую.
Дело было в одном из военных училищ, в середине прошлого века. В один из нормативов физической подготовки, входило такое упражнение, как прыжок через «коня». Хочу напомнить, что данный спортивный снаряд, несмотря на название, не «игогокал» и гривой с хвостом, не обладал. В остальном же, мало в чем уступал своему тезке, как по росту, так и по длине. В этом же училище, был некий первокурсник, который еще в школе при прыжке, уперся руками не в тот конец данного снаряда. Соответственно и приземление закончил, не за конем, а именно на нем, получив возможность прочувствовать всю твердость его спины. Сглотнув то, что подкатило от удара к горлу и почувствовав себя на какое-то время кастратом, он стал относиться к данному снаряду как черт к ладану. Одним словом на любой другой снаряд с радостью, а при упоминании коня, сразу впадал в кому. Но училище военное, а норматив есть норматив. Старший группы, насмотревшись как его подопечный теряет сознание на подходе к снаряду, принял решение выбить клин клином. Надев на курсанта пояс и привязав к нему две веревки, он заставил двух подручных силой перебрасывать курсанта. После третьей попытки, кое-что начало получаться. Курсант бежал, прыгал на пружинящую доску, закрывал глаза и подлетал вверх, а дальше две пары мощных рук при помощи веревок, забрасывали его чуть ли не на другой конец спортзала. Весь месяц, он делал именно так, а на вопрос старшего, мол, сможет ли он сам, тут же терял сознание.
Через месяц, должна была быть сдача нормативов.
На их приемку, прибыл начальник училища, и еще какие-то «шишки». Проверяли строго по списку, поэтому сделать подлог, не представлялось возможным. Старший группы сказал курсанту так; «Если ты козел, не перепрыгнешь через коня, то весь оставшийся срок учебы, этим самым конем, будешь ты!». Курсант вник, и прыгнул. В полной тишине спортзала, раздался голос начальника училища; «Не понял! Повторить!». Курсант повторил. Опять последовала та же команда, и так пять раз подряд.
Надо сказать, что курсант, прыгал точно так же, как и на тренировках. Т.е. подлетал в высоту на полтора метра и не касаясь коня руками, перелетал. Как ему это удавалось без веревок, повторить так никто и не смог.
Через месяц, должна была быть сдача нормативов.
На их приемку, прибыл начальник училища, и еще какие-то «шишки». Проверяли строго по списку, поэтому сделать подлог, не представлялось возможным. Старший группы сказал курсанту так; «Если ты козел, не перепрыгнешь через коня, то весь оставшийся срок учебы, этим самым конем, будешь ты!». Курсант вник, и прыгнул. В полной тишине спортзала, раздался голос начальника училища; «Не понял! Повторить!». Курсант повторил. Опять последовала та же команда, и так пять раз подряд.
Надо сказать, что курсант, прыгал точно так же, как и на тренировках. Т.е. подлетал в высоту на полтора метра и не касаясь коня руками, перелетал. Как ему это удавалось без веревок, повторить так никто и не смог.
Жулебино, перекрёсток, горит красный.
В одном ряду стоят друг за другом Volvo S60 (стандартный) и Ваз 2112 - внешне с полным фаршем (тонировка, широкая резина, литые диски, пластиковая бутафория, глушитель орёт как-будто из него все внутренности удалили - короче с виду почти Porshe, только болел в детстве неизлечимо). Ну и как всегда у "нормальных пацанов" 2112 стоит на ручнике и пацан раскачивает его - жмёт на газ - чтобы колёса асфальт полировали (стандартные понты вобщем), водитель Volvo S60 видит весь этот концерт в зеркало заднего вида и естественно нервничает, так как небезосновательно опасается что у шедевра отечественного автопрома может сорвать ручник и "пацан" на своей пародии Porshe займётся анальным сексом с вполне реальным автотранспортным средством под названием Volvo S60. То что мужик нервничает я понял по следующим внешним признакам: включил габариты, помигал аварийкой, посигналил клаксоном. Финал этого представления оказался предсказуемым, Ваз 2112 сорвало с ручника и он с радостью совершил половой акт с задней частью замечательного автомобиля Volvo S60. Следующие действия как в фильме Тарантино - водитель иномарки спокойно выходит из машины, с непроницаемым выражением лица подходит к водительской двери нашего родстера и открыв дверь с нескрываемым удовольствием пинает по морде инвалида детства возомнившего себя Шумахером. После чего достаёт мобильник и судя по всему вызывает ДПС. Занавес.
В одном ряду стоят друг за другом Volvo S60 (стандартный) и Ваз 2112 - внешне с полным фаршем (тонировка, широкая резина, литые диски, пластиковая бутафория, глушитель орёт как-будто из него все внутренности удалили - короче с виду почти Porshe, только болел в детстве неизлечимо). Ну и как всегда у "нормальных пацанов" 2112 стоит на ручнике и пацан раскачивает его - жмёт на газ - чтобы колёса асфальт полировали (стандартные понты вобщем), водитель Volvo S60 видит весь этот концерт в зеркало заднего вида и естественно нервничает, так как небезосновательно опасается что у шедевра отечественного автопрома может сорвать ручник и "пацан" на своей пародии Porshe займётся анальным сексом с вполне реальным автотранспортным средством под названием Volvo S60. То что мужик нервничает я понял по следующим внешним признакам: включил габариты, помигал аварийкой, посигналил клаксоном. Финал этого представления оказался предсказуемым, Ваз 2112 сорвало с ручника и он с радостью совершил половой акт с задней частью замечательного автомобиля Volvo S60. Следующие действия как в фильме Тарантино - водитель иномарки спокойно выходит из машины, с непроницаемым выражением лица подходит к водительской двери нашего родстера и открыв дверь с нескрываемым удовольствием пинает по морде инвалида детства возомнившего себя Шумахером. После чего достаёт мобильник и судя по всему вызывает ДПС. Занавес.
![[1]](https://svalko.org/data/2008_12_05_23_06_344103_1.gif){kind=link}